равно не обрадовал тот факт, что снова придётся жить под землёй. Гораздо свободнее и спокойнее я чувствовал себя на поверхности, нежели внизу под боком у верхушки рода и под пристальным наблюдением слуг и камер. Особенно беспокоило то, как я буду держать связь с Вадимом Орловым. Из-под земли это делать проблематично.
Когда мы с Екатериной и Афанасием Степановичем встретились за обедом в столовой жилого сектора, я думал, мне устроят разнос и приготовился держать удары. Но ничего подобного не случилось. Со мной говорили прежним дружелюбным тоном, хоть и поинтересовались, зачем уехал. Кроме них, за столом присутствовал пожилой генерал, но он почти весь обед молчал.
— И как всё прошло? — спросил меня Афанасий Степанович, когда узнал, что я ездил за вещами. — Нас известили о бомбардировке Северного района, мы беспокоились о тебе.
— Да, это было ужасно, — я отодвинул тарелку, которую только что опустошил. — Разрушения сильные, ещё и стреляли всю ночь, но как видите, жив-здоров.
Слуга тут же убрал пустую посуду, а другой принёс второе блюдо.
— Император перешёл все границы, — проговорил Афанасий Степанович. — После того вчерашней бомбардировки он потеряет симпатии даже тех семей, которые пока на его стороне.
— А что, другие семьи жизнь черни волнует сильнее, чем императорский род? — спросил я с сарказмом. Я был уверен: если императору и его приспешникам плевать на несколько сотен погибших при бомбардировке мирных жителей, то остальным князьям — и подавно.
— Он развязал боевые действия на территории своего же государства, и это — абсолютно неприемлемый и возмутительный поступок, — спокойно проговорил Афанасий Степанович, сделав вид, что не заметил моего ехидного тона.
— В следующий раз, если соберёшься куда-то ехать, — сказала Екатерина, — можешь просто вызвать водителя. Хорошо? Не обязательно всё делать самому. Привыкай к новой жизни.
Я кивнул:
— Будем стараться.
— Ближайшие дни тебе и нам придётся провести в убежище, — продолжала Екатерина. — Гвардия Орловых прорвалась в Москву, и теперь они концентрируют силы для нового удара, который ожидается со дня на день. Кроме того, могут повториться бомбардировки. В общем, элементарные меры предосторожности.
— Можно, хотя бы иногда на поверхность выходить? — спросил я. — А то у меня клаустрофобия скоро начнётся. Да и чувствую себя пленником. После той бомбёжки мне, признаться, и самому тут спокойнее, но надо же воздухом дышать, в конце концов.
Екатерина и Афанасий переглянулись.
— Мы тебе не запрещаем бывать на поверхности, — сказала Екатерина. — Но я бы настоятельно рекомендовала не выезжать в ближайшие дни за стену.
— С радостью прислушаюсь к вашей рекомендации, — согласился я.
После обеда мне предложили обсудить некий особый вопрос. Мы перешли в соседнюю комнату, уселись за круглый чайный столик. Слуг тут не было. Екатерина сообщила, что прежде чем начнётся очередная битва со сторонниками императора, следует сделать одно крайне важное дело, от которого зависит успех грядущего сражения и наше будущее.
И дело это — устранить Вадима Орлова. Его-то семья мне и собиралась поручить.
Когда я услышал, что должен убить Вадима, мной овладели недоумение и растерянность. Екатерина сообщила, что он — один из тех, кто хотел избавиться от меня. И пусть сейчас Вадим и его родственники оказались по разные стороны баррикад, это ещё не значит, что ему можно доверять. Он попытается доделать начатое, как только решит, что время пришло.
И тут я окончательно запутался: кто говорит правду? Я не был склонен доверять Вахрамеевым, особенно после того, как узнал, что Екатерина соврала насчёт причины визита Вадима на квартиру к Олесе. Она и тогда утверждала, что Орловы хотят убить меня, но Вадим всего лишь пытался меня завербовать. Да и Олесю отпустил.
А с другой стороны, откуда я знал, что Вадим говорит правду? Олесю я так и не нашёл, а записку её могли заставить написать. Да и про Вахрамеевых, будто они причастны к бойне в школе, Вадим мог соврать, желая настроить меня против них.
Возможно, в настоящий момент он действительно пытаться завербовать меня и моими руками расправиться с Вахрамеевыми, но это не значит, что ещё неделю или месяц назад он не хотел избавить мир от загадочного посредника. О том же говорило и поведение Светланы, которая весьма резко отреагировала на моё появление.
Я не знал, кому верить. Сейчас мои личные симпатии были на стороне Вадима и его идей, но что если я ошибаюсь, и его истинные мотивы и методы не столь благородны, какими он пытается их представить? Тут все друг другу врали, всё держалось на лжи, подлости и обмане — Белый город был буквально пропитан этим. Не зря место, где обитала высшая аристократия, в народе прозвали «гадюшником».
— Но разве Вадим Орлов — не ваш союзник? — осторожно спросил я.
— Вадим Орлов только претворяется нашим союзником, — объяснил Афанасий Степанович. — Его истинная цель — захватить власть в стране, и для этого он не гнушается никакими методами. Проблема, однако, состоит в том, что он пытается перетянуть одеяло на себя именно сейчас, когда армии необходимо централизованное командование. Ради своего тщеславия он погубит всех нас. А потом следует покончить с ним как можно скорее.
— Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, — добавила Екатерина. — Ты до сих пор не получил то, что о чём просил. Тебе кажется, будто мы держим тебя в плену и используем в своих интересах. Но это не так. Во-первых, речь идёт о наших общих интересах: если союз князей не выстоит, у тебя нет будущего. А во-вторых, мы всё же нашли возможность выполнить одну из твоих просьб.
Я весь обратился во внимание. Ушам своим не верил. Вахрамеевы достали Куракина? Неужели я скоро убью его? Неужели, скоро всё закончится?
— Вы схватили Куракина? — спросил я.
— К сожалению, Вениамина пока у нас нет, — ответила Екатерина, — но мы работаем над этим. Зато я смогла выкупить твою девушку, Веру. Она уже в Москве. Её привезли утром. Думаю, вы скоро увидитесь.
Я был немного разочарован, но с другой стороны то, что Екатерина вызволила из рабства Веру — тоже хорошо. Я и сам хотел это сделать, но не верил в возможность положительного исхода. Обычно, в таких случаях люди пропадают навсегда, а у Вахрамеевых каким-то образом получилось. Не иначе действительно имелись знакомые в определённых кругах.
— Хорошо, — произнёс я спокойно,
